Годы советской власти - особый период в жизни казачества. Некоторые
связывали с ним надежды на светлое будущее. Но подобным мечтам не суждено
было сбыться. Для подавляющей части казачьего населения этот период
стал черным провалом в истории. Он характеризовался неоднократными попытками
властей ликвидировать казачество.
Неотъемлемым элементом “силовых” методов внутренней политики советского
государства в 20-е - 30-е годы являлись массовые принудительные переселения
населения. Их конкретные мотивы, масштабы и направления имели свою специфику
во времени и географическом пространстве, но по сути все они были репрессивными
акциями в отношении определенных социальных, этнических, демографических
и политических групп, к которым государство проявляло недоверие и рассматривало
как неблагонадежных и социально-опасных.
В число “неблагонадежных” категорий населения было включено и казачество.
Причины такого отношения к нему со стороны советского государства ясны.
Это, прежде всего, социально-политическое прошлое казачества, его активное
участие в гражданской войне на стороне белых, массовая эмиграция за границу
и продолжение там антисоветской деятельности, в том числе участие в диверсионно-разведовательных
вылазках на территорию советского Дальнего Востока со стороны Маньчжурии.
Вместе с тем фактом было и то, что другая часть российского казачества
в период революции и гражданской войны поддержала большевиков, а в 20-е
годы стала основой для создания казачьих колхозов, которые, в частности,
находились и в Приморье в местах расселения бывшего Уссурийского казачьего
Войска.
Однако и эта часть казаков не отличалась абсолютной законопослушностью.
Обычными для них были хождения через границу,
контрабанда, поддерживание родственных и соседских контактов с эмигрантами,
проживающими в Маньчжурии. Но наибольшую опасность большевистское государство видело в том, что казачье
население компактными группами проживало в приграничных районах, хорошо
владело оружием, имело традиции внутренней военной организации и самоуправления
и при определенных условиях могло стать военизированной оппозиционной силой.
Не случайно поэтому ужесточение советского политического режима на рубеже
20-х и 30-х годов привело к свертыванию политики, направленной на формирование
советского колхозного казачества, которое с тех пор стало причисляться
к категории крестьянства, сохранив за собой лишь анкетное определение “бывшее
казачество”.
В последнее десятилетие эта часть приморского населения неоднократно подвергалась
так называемым социальным “чисткам”, сопровождавшимся арестами одних и
выселениями других из Приморья и за пределы Дальнего Востока. Наиболее
массовыми были три “очистительных” кампании, проведенные в период раскулачивания
крестьянства (конец 20-х - начало 30-х годов), паспортизации населения
Дальнего Востока (1933-1934 гг.) и выселения “неблагонадежных элементов”
из края (1939 г.).
Кампания по раскулачиванию жестоко ударила по казачеству. Из родных мест
были изгнаны прежде всего представители наиболее крепких, экономически
сильных казачьих хозяйств. Да и многие казаки среднего достатка не избежали
тяжелой участи раскулаченных.
Следующая после раскулачивания
“чистка” края от казачества проводилась в 1933-1934 гг. после принятия
постановления ЦИК и СНК СССР от 27 декабря 1932 г. за № 57/1917 “Об установлении
единой паспортной системы по Союзу ССР и обязательной прописке паспортов”.
Начиная паспортизацию, государство преследовало две основные цели: во-первых,
создать систему всеохватывающего административно-полицейского учета и надзора
и, во-вторых, “очистить” определенные населенные пункты и территории страны
от “лиц”, не занятых общественно-полезным трудом (за исключением инвалидов
и пенсионеров), а также от укрывающихся кулацких, уголовных и иных “антиобщественных
элементов”.
Кампания проходила в несколько этапов. Особое внимание было уделено пограничным
территориям страны, которые получили статус режимных зон с ограничением
права проживания в них определенных категорий населения и соответствующими
этому жестокими условиями прописки. К таким режимным зонам, согласно инструкции
СНК СССР от 12 января 1933 г., были отнесены, кроме прочих, 100-километровая
полоса сухопутной границы с Маньчжурией
и восточная часть Дальневосточного края (ДВК), определяемая с запада течением
р. Амур и с востока - морской границей.
Сроки проведения паспортизации для этой зоны устанавливались с 25 декабря
1933 г. по 15 февраля 1934 г. В этот период органам милиции с помощью так
называемых групп содействия от населения, а также партийного, хозяйственного
и советского актива надлежало собрать необходимую информацию о жителях
этой территории, выявить среди них тех, кто подлежал выселению, остальным
оформить и выдать паспорта с пропиской для режимных зон.
Лица, подлежащие выселению, паспортов не получали и обязаны были в 10-дневный
срок самостоятельно выехать в нережимные районы страны, то есть, по существу,
- с Дальнего Востока, так как к концу паспортизации режимные зоны охватили
территорию, где проживало 97 % населения региона.
В приграничье было запрещено проживать тунеядцам (не занятым в общественном
производстве), “лишенцам” (лишенным избирательных прав), укрывавшимся кулакам,
лицам, отбывшим уголовное наказание по статьям 58 и 59 УК РСФСР,
бывшим белым офицерам и жандармам, нарушителям государственной границы,
контрабандистам и некоторым другим категориям населения.
Этот перечень показывает,
что определенная часть жителей станиц и поселков бывшего Уссурийского казачьего
Войска неизбежно попадало под выселение, что подтверждается докладом руководителей
УНКВД по ДВК “Об итогах паспортизации Дальневосточного края”, подготовленным
для Москвы. В докладе среди особенностей Дальнего Востока, повлиявших на
проведение паспортизации в этом регионе и отличавших его от подавляющей
части других местностей СССР, называлась и следующая: “Политическая физиономия
приграничного сельского населения, составляющего в значительной части бывшее
казачество, бывших белых, значительную часть кулаков, эксплуатировавших
труд сезонных корейцев и китайцев, многих, имеющих родственников-белых
за кордоном и связи с ними и в значительном числе бывших контрабандистов
и связанных с ними. Отсюда - особая бдительность и, как правило, использование
паспортизации для очищения от этого элемента, хотя в ряде случаев и не
подпадающего под инструкцию об отказах в паспортах”.
В результате одним из итогов
введения паспортной системы, которая изначально задумывалась с целью социальной
“чистки” городов, на Дальнем Востоке стала более массовая “чистка” сельской
местности и, в частности, приграничной полосы Приморья. Именно на сельских
жителей региона приходилась наибольшая доля лиц, которым было отказано
в выдаче паспортов.
В том же докладе отмечалось, например: “... В Гродековском районе, сильно
насыщенном бывшими казаками .., по паспортизации выселено около 16% населения.
В отдельных пограничных селах этого района, например, в с. Духовском, в
паспортах отказано до 35% населения как
бывшим белым и контрабандистам. Особенно засоренным в Иманском районе оказалось
село Сальское, расположенное в 5 км от госграницы, здесь из 271 чел. получили
отказ в паспортах 83 (проходили как контрабандисты и активные участники
разных контрреволюционных банд)”. Села Духовское и Сальское, а также Гродековский
район в целом были местами с преимущественно казачьим населением.
Документы показывают сокращение численности сельских жителей в большинстве
областей и районов ДВК в 1933-1934 гг. Особенно резко сократилось сельское
население в Молотовском (в 2,4 раза), Гродековском (в 1,9 раза) и Ворошиловском
(в 1,8 раза) районах, значительно пострадавших от депортаций.
Следующая подобная массовая акция в Приморье, затронувшая уссурийское казачество,
имела место в 1939 г. Она рассматривалась властями как превентивная мера
обеспечения государственной безопасности в условиях все возрастающей напряженности
на дальневосточных границах.
27 марта 1939 г. в Приморское управление НКВД поступила директива наркома
внутренних дел Л. Берии, предлагавшая в кратчайший срок произвести учет
“всякого рода антисоветского элемента”, представлявшего собой “базу для
деятельности японских и других разведок”, и немедленно приступить к очистке
г. Владивостока и Приморского края от этих лиц. Под действие директивы
подпали бывшие служащие белых армий, бывшие харбинцы, лица, служившие в
иностранных фирмах, лица, близкие родственники которых находились за границей,
а также те представители уссурийского казачества, в отношении которых имелись
материалы о связях их с белоэмигрантами.
Во второй половине 30-х годов бывшие уссурийские казаки продолжали оставаться
“неблагонадежной” группой для советского государства, и в этом существенную
роль играла деятельность казачьих организаций по ту сторону границы, которых
японцы все более активно пытались включить в сферу подготовки агрессии
против Советского Союза.
В судьбах казаков, проживавших
на советском Дальнем Востоке, трагическим образом сказались не только родственные
отношения с эмигрантами, но и открытые заявления их лидеров (в том числе
Атамана Семенова), что белоэмигрантские организации имеют хорошие связи
в Красной Армии и ячейки своих людей в Забайкалье, Приамурье и Приморье.
Это явилось одной из причин широкой волны репрессий, прокатившейся по советским
казачьим станицам и поселкам на Дальнем Востоке в 1937-1938 гг., а годом
позже - выселения “неблагонадежного” казачества.
Выполняя мартовский приказ наркома Берии, уточненный еще одной его директивой
“Об очистке Приморского края” от 4 августа 1939 года, приморские сотрудники
НКВД провели интенсивную работу по сбору материалов о наличии в крае “контрреволюционного
и социально-чуждого элемента”, на основании которых были составлены списки
выселяемых. Специально созданная краевая комиссия в составе начальника
приморского управления НКВД Гвишиани, секретаря краевого комитета ВКП(б)
и краевого прокурора Будаговского в сентябре-декабре 1939 г. рассмотрела
эти списки и утвердила к выселению 3953 семьи или 14141 чел. Среди них
было 90 семей, которые проходили по категории “лица из уссурийского казачества,
в отношении которых имеются компрматериалы”, то есть сведения о связях
их с эмигрантами. Вместе с тем, казаки могли быть включены в списки выселяемых
и под другим категориям, например,
как кулаки, члены семей репрессированных, белогвардейцы, лица, близкие
родственники которых находятся за границей, участники и пособники контрреволюционных
бандитских формирований.
В отличии от материалов по паспортизации населения, по выселению 1939 г.
сохранилась более подробная информация. Так, имеются порайонные анализы
состава выселяемых, на основании которых составлена представленная ниже
таблица. По-видимому, это не совсем полные материалы, так как приведенное
в них общее число казачьих семей - 84 - не совпадает с окончательным итогом
по краю - 90 семей.
Состав семей, выселенных из Приморского края в 1939 г. по категории “лица
из уссурийского казачества, в отношении которых имеются компрматериалы”.
РАЙОНЫ
СЕМЕЙ
ЧЕЛ.
МУЖЧИН
ЖЕНЩИН
СТАРШЕ 18
МОЛОЖЕ 18
Молотовский
13
70
39
31
29
41
Ворошиловский
1
5
2
3
3
2
Ольгинский
1
6
2
4
2
4
Гродековский
15
70
39
31
34
36
Шмаковский
4
13
5
8
7
6
Ханкайский
36
170
89
81
86
84
Владивостокский сельскохоз.
9
40
19
21
22
18
г. Ворошилов
4
14
9
5
7
7
Кировский
1
4
2
2
2
2
ИТОГО:
84
392
206
186
192
200
Как видно из таблицы, 84 выселяемых семьи - это 392 чел, среди которых
были 192 чел. старше 18 лет и 200 детей. Из них - 206 лиц муж. пола и 186
- жен. пола. Наибольшее число казачьих семей было выселено из Ханкайского,
Гродековского и Молотовского районов, что соответствовало степени концентрации
в этих районах жителей-казаков.
О содержании компрматериалов, на основании которых происходило выселение,
дают представление приводимые ниже выдержки из списков, прошедших утверждение
краевой комиссии в 1939 г.
“... Муратов Федор Иванович, 1899 г. р., уроженец и житель с. Комиссарово
Ханкайского района, русский, б/п, пчеловод колхоза им. 85 кавалерийского.
полка (далее названы жена и 6 детей).
Казак, контрабандист, в 1921 г. по распоряжению поселкового Атамана Кузнецова
Николая Александровича зарывал в землю расстрелянных казаками красных партизан,
причем раздевал убитых партизан и одежду их (гимнастерку, брюки и сапоги)
забрал к себе домой и через некоторое время якобы сдал прибывшему партизану
Кипарисову. За границей имеет родственника - двоюродного брата Муратова
Георгия Ильича, бежавшего за границу в 1921-1922 гг., в 1935 г. осужден
на 8 лет за вредительство в колхозе, зять - Хромов Иван Алексеевич, который
отбывает наказание”.
“... Бецков Илья Михайлович, 1906 г. р., уроженец и житель с. Новокачаловка
Ханкайского района, счетовод колхоза им. 86 кавалерийского. полка, из крестьян-середняков,
б/п.
Уссурийский казак, сестра Мария замужем за племянником белобандита Кунскова
Петра - Кунсковым, который из района выслан. Вторая сестра была замужем
за белобандитом Кочетовым, который в настоящее время проживает за границей.
Вся семья Бецковых передерживала у себя проходивших из-за границы белобандитов.
Брат Бецкова - Василий - в 1938 г. арестован органами НКВД как участник
контрреволюционной вредительской организации и за пособничество белобандитам.
Осужден Военным Трибуналом на 5 лет лишения свободы с 5 годами поражения
в правах. Илья, а также все родственники Бецковых в период гражданской
войны выражали недовольство партизанами, обзывали их нецензурными словами”.
“... Ташлыков Филипп Андреевич, 1880 г. р., уроженец с. Софье-Алексеевка,
проживает в с. Барановка Гродековского района.
Казак имеет за кордоном
двоюродного брата Ташлыкова Ивана Петровича, бежавшего в Маньчжоу-Го в
1933 г. Согласно ориентировке органов НКВД, Ташлыков по заданию японской
разведки со ст. Пограничная неоднократно выходил на советскую территорию.
Один его друг - крупный кулак Стафеев, второй - Возминов - бывший белый”.
“...Урюпин Кузьма Никитич - уроженец и проживает с. Нестеровка Гродековского
района (далее названы жена и два сына).
Казак. До 1936 г. занимался
контрабандой. Его сын Гавриил в период интервенции добровольно служил
в карательном отряде белобандита Калмыкова, после разгрома которого он
бежал в Маньчжоу-Го, где проживает и сейчас. Кроме того за кордоном проживают
два его зятя”.
После утверждения списков краевой комиссией следовали непосредственные
акты выселения. Главам выселяемых семей объявлялось под расписку об аннулировании
их права проживания в Приморском крае и давался 10-15-дневный срок для
реализации личных дел и продажи имущества. В паспортах всех взрослых членов
семьи штампы прописки перечеркивались. Выдворяемых в милиции предупреждали,
что в случае невыезда самостоятельно они будут арестованы и отправлены
этапом без выбора места жительства. При добровольном выезде разрешалось
поселяться в Кировской,Омской, Новосибирской
областях (в районах, расположенных в 50 км к северу от железной дороги),
Коми, Калмыкской, Каракалпакской, Якутской, Марийской, Башкирской автономных
республиках, Узбекской и Казахской ССР, Чкаловской области и Красноярском
крае.
Везли людей в специально сформированных эшелонах из “теплушек”, называемых
в народе “скотскими вагонами”. На железнодорожные станции семьи из разным
поселков добирались, кто как мог, прихватив с собой тот нехитрый скарб,
который можно было унести в руках. Невольное путешествие продолжалось до
2-4 недель. В пути и на новых местах особенно трудно пришлось женщинам
с маленькими детьми и семьям, потерявших отцов и старших сыновей во время
массовых репрессий 1937-1938 гг.
Принудительное переселение
на новое место жительства явилось тяжелым испытанием для большинства
семей, которые лишились своих домов, хозяйств, мест работы и учебы.
Закономерными отголосками депортаций стали в последующие годы бытовая неустроенность,
материальная нужда членов выселенных казачьих семей, психологические драмы,
подорванное здоровье, ранние смерти.
Это была подлинная трагедия казачества.
